Его словно ударило током.

Звук от его падения не был глухим, как следовало ожидать. Скорее какое-то шуршание. Одним прыжком он повернулся и снова начал лихорадочно разрывать песок. Несколько движений — и его руки наткнулись на нечто, завернутое в пластиковую пленку. Он был настолько возбужден, что уже не боялся дотронуться до трупа. Напротив, этот бледный, серебристый предмет, мало-помалу освобождаемый им из-под песка, завораживал его. Ему удалось раскопать тело до бедер.

Под пластиковой пленкой труп отлично сохранился. Голова, плечи, бедра: все вырисовывалось абсолютно четко. Белоснежная кожа казалась нетронутой, за исключением черных ран, обозначавших Дорогу Жизни под прозрачными складками. Все в целом производило впечатление стерильности.

Как давно умерла эта женщина? Ее должны были уже давно сожрать черви и крабы. Вне всяких сомнений, Реверди использовал какой-то метод бальзамирования. Или другой, совершенный метод защиты. Марк вспомнил свой давний репортаж о немецком «анатоме-художнике», изобретшем способ консервации тел — «пластификацию».

Он полностью откопал ноги. Не раздумывая, он раскидал в стороны кучи песка, открыв доступ воздуху, Потом спустился обратно, лег на живот, взял труп за плечи. Его руки скользили по пластику, который казался покрытым маслом, каким-то защитным бальзамом. Наконец ему удалось крепко ухватить тело и вытянуть его наружу. В этот момент он ощутил отвращение, которого надеялся избежать.

Конечно, тело принадлежало женщине.

Ее лицо было синевато-бледным, изможденным. Глаза, поблескивавшие в глубине орбит, походили на два стеклянных шарика. Слишком тонкие губы, искаженные страшной гримасой, обнажали белые десны, в которых сидели мелкие хищные зубки. Марк подумал: «Труп-альбинос». Даже волосы под пластиком казались бесцветными.

Он еще подтянул тело, положил его на сухие листья, окружавшие сваи. Женщина была совсем маленькой. Ее светящаяся кожа, казалось, отражала свет луны. Марк уселся на мокром песке и стал срывать пленку, туго обернутую вокруг тела, скрепленную большими булавками. Внезапно в голову ему пришла безумная мысль.

Это тело не бальзамировали, оно сублимировалось.

Реверди высушил его. Он извлек из него всю влагу и тем самым уберег от возможного разложения. Потом ему удалось поместить его в вакуум, как это делают с продуктами, предназначенными для длительного хранения. Марк не знал, как именно он это сделал, но он был убежден, что тут не обошлось без глубоководного снаряжения. В частности, без компрессора, которым он не нагнетал воздух, а, наоборот, отсасывал его из-под пластика.

Настало время приступить к взятию пробы. Марк вынул из кармана шприц. Встал на колени перед телом, словно молясь, и снова прокрутил в голове слова убийцы:

Ты должна пройти вдоль нефа, трансепта, апсиды… Пока не дойдешь до балок, где вдыхают запах ладана.

Марк представил себе план храма и сопоставил его с телом. Неф, это, без сомнения, грудь. Но апсида? Насколько он помнил, так называлась верхняя часть церкви — полукруг, где располагается алтарь. Значит, голова. Что касается трансепта, это какая-то промежуточная часть, между нефом и апсидой: грудная клетка, где находятся жизненно важные органы. Все это как-то невразумительно. Но где же балки? Они расположены по обе стороны нефа. И вдруг его озарило: легкие!

Продолжение письма подтверждало эту догадку:

…где вдыхают запах ладана…

Надо уколоть где-то в области легких. Чтобы втянуть в шприц образец атмосферы, которой жертва дышала в момент смерти. Физические следы летучей материи, частицы пигмента, вдыхавшегося во время агонии.

Вот он, апофеоз!

Он нагнулся и стал изучать грудную клетку. Он не имел ни малейшего представления о физиологии. Где именно находятся легкие? Достаточно ли длинная у него иголка, чтобы достать до альвеол? Он подумал про ребра. Надо воткнуть иглу между верхними ребрами, под грудью.

Марк начал ощупывать тело через пластик. Во время этой процедуры он понял еще один аспект ритуала: Реверди заделывал все щели в Комнате не для того, чтобы защитить ее от внешних воздействий. Напротив: он не хотел выпускать запах, заполнявший ее изнутри. Он хотел «обернуть» тело ароматом, запахом, тем самым сделать его бессмертным.

Наконец Марк решился уколоть между первым и вторым ребрами, считая с верха грудной клетки. Но он все еще колебался: надо ли снять с трупа пленку или колоть через нее? Надо ли снять обертку со шприца или просто проколоть ее той же иглой? Он решил, что вгонит иглу прямо через все оболочки, ничего не трогая. Чтобы максимально сохранить стерильность.

Он закрыл глаза и вонзил шприц в грудь трупа. Плоть не оказала ни малейшего сопротивления. Хрупкая пыль. Он вытянул поршень. Потом открыл глаза и посмотрел на шприц. Он ничего не увидел — цилиндр оставался бесцветным.

Когда поршень дошел до конца, он нагнулся еще ниже, чтобы вытащить иглу как можно более осторожно. При этом он случайно оперся на левое плечо трупа. Рука полностью отделилась от туловища. Марк вскрикнул. Пленка порвалась. Он увидел лежащую отдельно конечность, кожу, превратившуюся в пыль, и кости, рассыпавшиеся среди прозрачных складок. Тело было таким сухим, что ломалось, как стеклянное.

Марк понял, что он нарушил вакуумную упаковку: теперь труп разложится за несколько дней. Подавив стон, он положил шприц в карман. Подтолкнул труп к могиле, потом, отвернувшись, быстро закидал его песком. Мысленно он попросил прощения у неизвестной женщины, чье лицо теперь сожрут крабы.

63

— У нас проблема.

Джимми Вонг-Фат стоял на пороге камеры. Жак удивился: каким чудом ему удалось сюда добраться? С момента обнаружения тела Рамана все блоки заперли. Никому из заключенных не разрешали выходить. Визиты отменили до новых распоряжений.

— У нас проблема.

Реверди сел на своей циновке, жестом пригласил адвоката расположиться рядом с ним. Китаец остался стоять.

— Вскрытие тела Рамана закончилось. Некоторые «технические» детали дают основания подозревать вас.

— Какие именно?

— Нить, которую использовали для того, чтобы зашить рот, глаза и живот, — это хирургическая нить. Ее можно найти только в медчасти.

— Там не один я работаю. И не у одного меня были проблемы с этой тварью. Даже здесь нужны доказательства, чтобы обвинить человека.

Адвокат оставил это соображение без ответа:

— Остается еще загадка с внутренностями.

— Внутренностями?

— С кишками, найденными в животе Рамана. Это не его кишки.

— Нет?

— Это свиные кишки.

Брови Жака удивленно поднялись. Джимми наблюдал за ним своими раскосыми глазами.

— Свиные! Вы отдаете себе отчет в том, что это значит для мусульманина? Убийца вынул его внутренности и засунул ему в живот кишки молочного поросенка. А потом зашил рану!

Он представил себе рожу судебно-медицинского эксперта, производившего вскрытие. Без сомнения, этому мусульманину еще ни разу не приходилось видеть свинину так близко. Он спросил беззаботным тоном:

— И откуда же взялся этот… материал? Вонг-Фат стоял перед ним, расставив ноги. Он по-прежнему прижимал к груди свой красный портфель, словно это был маленький домашний зверек.

— Из кухни. Все говорит о том, что это были кишки молочного поросенка, которого сумела протащить в тюрьму китайская община. Они собирались праздновать уж не знаю что. Боже ты мой, из-за этой скотины поднялся такой шум!

Реверди считал, что, когда все вскроется, это его позабавит. Но на самом деле он не чувствовал ничего: он думал только об Элизабет. Ему не терпелось возобновить контакт с ней. Для формы он спросил:

— Ну а… внутренности Рамана нашли?

— Нет. И никто не заметил, что исчезли свиные кишки. Вы ведь знаете почему, не так ли?

— Да, я догадываюсь.

— Убийца подменил поросячьи кишки кишками Рамана. И позавчера вечером китайцы их сожрали. Господи: человеческие кишки!

Жак прислонился затылком к стене. Он по-прежнему ничего не чувствовал, но это не мешало ему оценить удачный выбор времени для проведения операции. Китайцы, «заказавшие» Хаджу, сожрали того, чьими руками убрали мальчишку. Он прошептал: